— Примерно так. Поначалу филадельфы были обычными масонами и ни от кого не скрывали своего существования. Они ставили перед собой чисто филантропические задачи, в первую очередь взаимопомощь, взаимную поддержку в трудных обстоятельствах. Это полностью отвечало их названию: ведь «филадельф» по-гречески означает «любящий брата».

— Но когда же они появились на свет божий?

— Не скажу точно; видимо, в эпоху Директории. Организацию общества связывают с именами двух литераторов — Шарля Нодье и Ригоме Базена. Сначала они действовали во Франш-Конте, в Безансоне, и первый устав датируется 1797 годом. Это был обычный масонский устав. Но после 18 брюмера положение изменилось. Не меняя вывески — если принять твою формулировку, — филадельфы быстро изменили свою сущность. Они все больше и больше стали приближаться к ордену иллюминатов, от которого — я уверен в этом — весьма многое позаимствовали.

— Иллюминаты!.. Ну сия-то материя нам хорошо известна…

Действительно, Филипп Буонарроти, равнодушный к масонам, с давних пор — еще до начала своей революционной деятельности — живо интересовался этими загадочными «просветленными», или «совершенствующимися», как они сами себя называли. И сумел проникнуть в некоторые из их секретов…

…Под именем «иллюминатов» выступали различные организации в Испании и во Франции еще в позднее средневековье. Но подлинные иллюминаты как всемирно известный орден появились в 1776 году в Баварии. Основателем ордена был профессор Ингольштадтского университета Адам Вейсхаупт. Буонарроти знал, что главная мысль учредителя состояла в том, чтобы противопоставить сильную и могущественную корпорацию свободолюбивых людей главному оплоту мировой реакции — ордену иезуитов, безраздельно господствовавшему в образовании, науке, культуре. Правда, сначала «сильная и могущественная корпорация» состояла всего из пяти членов, включая основателя; но через три года она имела уже несколько филиалов в различных городах страны. Вейсхаупт был верным учеником французских просветителей, прежде всего Руссо, Мабли и Морелли. Он сумел вовлечь в свою организацию таких корифеев мысли, как Гете, Шиллер, Гердер, Виланд. Составленная им программа «просветленных» имела «двойное дно». Для рядовых членов ордена в ней ставились задачи нравственного совершенствования, борьбы с обскурантизмом и суевериями, формирования гармонической личности. Но верхушка посвященных («Ареопаг») знала, что конечная цель иллюминатов — полная ликвидация религиозного гнета, уничтожение во всем мире монархий и монархических институтов, создание всемирной республики свободных и равных людей…

— Однако что же восприняли филадельфы от иллюминатов? — спросил Буонарроти, выслушав лекцию Феликса по истории баварского ордена и убедившись, что память ему не изменила.

— Что восприняли? — повторил вопрос Феликс. — Отчасти конечную цель. Затем — строжайшую внутреннюю дисциплину, градуированность организации, деление ее на степени — иначе говоря, общую структуру. Наконец, подобно тому как это водится у иллюминатов, старшие филадельфы обладают вторыми именами, или псевдонимами, заимствованными из античности или средневековья. Ты помнишь прозвища вождей иллюминатов?

— Конечно. Сам Вейсхаупт был Спартаком. У них имелись Кампанелла, Эразм, Мор и другие.

— Так же и у нас. Филадельфы имеют своего Спартака; мы располагаем Фелипоменом, Марием, Катоном, Фемистоклом — не стану называть прочих — весьма многочисленных — имен. Все это, разумеется, в целях конспирации.

— Тогда объясни, в чем же разница между иллюминатами и вами?

— О, разница большая. Ученики Вейсхаупта думали прийти к счастливому будущему сугубо м и р н ы м путем, через пропаганду своих идей и постепенное внедрение в общество новых идеалов. Мы же прекрасно понимаем, что этот путь никуда не ведет, что только н а с и л и е обеспечит конечную победу нашим идеям. В этом смысле мы полностью идем по стопам Бабефа. И как ты уже, несомненно, догадался, действия Арены, Чераки и других тоже были делом рук филадельфов.

— Я невольно подумал об этом… Но ведь то были еще крайне незрелые действия.

— Да и общество наше в то время было незрелым. Мы находились тогда еще в пеленках — слишком уж были прекраснодушны и доверчивы. Много занимались литературными упражнениями и совсем мало заботились о том, к т о проникает в нашу среду. Поэтому-то туда и смогли проникнуть люди Фуше. Впрочем, я уже говорил тебе, что мы с Антонеллем тогда не слишком серьезно относились ко всему этому и уклонялись от руководящих ролей. По-видимому, правильно делали. Позднее появился человек, который со всем этим справился в сто раз лучше, чем справились бы мы.

— Ты имеешь в виду Уде?

— Пока не будем уточнять. А теперь о с а м о м главном.

Лепельтье внушительно помолчал несколько секунд.

— Я только что сказал, что филадельфы о т ч а с т и приняли конечную цель иллюминатов. Отчасти — поскольку мы, как и они, хотим всеобщего счастья, свободы и равенства для всех народов земли. Но при этом у нас есть и с в о и п е р в о о ч е р е д н ы е з а д а ч и. Мы не можем думать о равенстве и счастье в с е г о человечества, пока не будут свободны французы, пока их будет угнетать усиливающаяся с каждым днем тирания Бонапарта. Тем более есть уверенность, что эта тирания (вместе с завоеваниями) начнет распространяться за пределы нашей страны. Поэтому наша ближайшая задача — уничтожить нынешний режим и вернуться к демократической конституции 1793 года. И этой задаче мы должны отдать все свои помыслы и самих себя.

— Я готов, — спокойно сказал Буонарроти.

— Не сомневался в этом. Ты прибыл сюда, чтобы встретиться с полковником Уде. Стало быть, ты знаешь или, во всяком случае, догадываешься, кто он. Скажу, что и он хотел повидаться с тобой и что сейчас я говорю от его имени. Скажу еще, что мой побег всецело организован им. Я покину остров в ближайшее время. Затем наступит твоя очередь — будет подготовлен твой побег с Олерона. Но для этого ты сейчас должен пройти некий формальный обряд.

— Посвящение в братство?

— Да. С Уде все согласовано. — Лепельтье посмотрел на часы. — Через пятнадцать минут явятся несколько братьев, и мы оформим твое вступление в общество. Познакомим с главнейшими именами, символами, опознавательными знаками. Договоримся о ближайшем будущем. Небольшой обряд — он не займет много времени, но абсолютно необходим…

10

Филипп Буонарроти вернулся на остров Олерон точно в обещанное время. Под плащом, спасая от дождя и не в меру любопытных взоров, он вез небольшой потертый портфель, перевязанный черным шнуром. Если гражданин мэр и заметил это, то виду не подал и ни о чем не спросил.

А через несколько дней он же сообщил своему поднадзорному поразительное известие:

— Подумайте, с острова Ре, на котором вы только что побывали, бежал один из ссыльных!

Буонарроти знал, кто этот беглец.

Что же касается его самого, то бежать с Олерона ему не довелось. Вскоре произошли события, которые нарушили смелый план.

Но кто знает, было ли это хуже или лучше для нового филадельфа? На подобный вопрос могло ответить только грядущее, а оно по-прежнему оставалось темным и неясным…

11

Гражданин Первый Консул был в раздумье.

Не настала ли пора, думал он, сменить обращение «гражданин» на «господин», а слова «Первый Консул» — на нечто более внушительное и весомое?

Надо, надо показать свою силу им всем, иначе они вовсе обнаглеют. Чем больше маневрируешь и уступаешь, тем активнее и дружнее наступают они…

Кто они?

На этот вопрос ответить было нелегко: их было слишком много.

— Все! — вдруг закричал он, отвечая себе на заданный вопрос — Все кругом действуют мне наперекор и стараются нарушить мои планы!..

Прежде всего там, за рубежом.

Он хотел казаться Европе «миротворцем». Хотел, чтобы его считали миротворцем. На самом же деле он меньше всего думал о мире — он мечтал поставить на колени своих соперников, в первую очередь Англию. И поначалу как хорошо получалось! Ему удалось преодолеть отвращение русского императора Павла к «революционной заразе», установить взаимопонимание, почти союз; Павел не только выбросил за пределы страны так называемого Людовика XVIII, но пошел на тайные совместные действия против ненавистного Питта: русские казаки были брошены на завоевание Индии — это значило нанести удар британскому льву в самое сердце! Какой восхитительный реванш за Египет!