— Заперто изнутри, мой генерал, — сказал сержант. — Что будем делать?

— Ломайте, — невозмутимо ответил Лагори.

О, как он ждал этой встречи! Как жаждал увидеть это самодовольное, холеное лицо, искаженное ужасом! Лагори не был кровожаден. Он не собирался мстить негодяю. Но встречи ждал так же страстно, как ждут свидания с женщиной. И ожидания не обманули его.

Когда выбитая дверь повисла на одной петле, на пороге появился человек в ночной рубашке и туфлях на босу ногу.

— Боже мой, что случилось? Неужели пожар?

Пробегая встревоженным взглядом по лицам, министр вдруг увидел улыбающегося Лагори в генеральском мундире, спокойно сложившего руки на груди.

Лицо несчастного стало дергаться, и он чуть не упал навзничь, но капитан Пикерель успел поддержать его под руку.

— Ты не ошибся, старина, это я, — сказал Лагори. — Вот мы и снова свиделись.

— Но я думал, что ты уже на пути в Новый Свет!

— Как видишь, мне и в Старом неплохо.

— Зачем же ты здесь?

— Чтобы занять твое место.

Савари пришлось поддержать и под другую руку, иначе бы Пикерель его уронил.

— Но по какому праву все это происходит? Ты понимаешь, чем рискуешь? — лепетал Савари.

— Пока что рискуешь только ты. Не утруждай себя, Савари, угрозами. Сейчас ты ничто. Твой покровитель мертв, и защитить тебя некому.

Савари не стал ни о чем расспрашивать. Дрожащий, как в лихорадке, он пытался опуститься на колени. Его уста искривились от ужаса.

— Не убивай меня… Ведь мы были друзьями…

Лагори стало противно. Его едва не стошнило.

— Я не собираюсь тебя убивать. Благодари бога, что ты попал в руки более благородные, чем твои. Не бойся за свою жизнь. Тебе лишь придется претерпеть то, что по твоей милости я терпел более двух лет. Ты поедешь в Ла Форс и на собственной шкуре познаешь, как приятна обитель, в которую ты столь щедро посылал своих бывших друзей…

Не желая дольше выносить этот спектакль, Лагори отвернулся и вышел в соседнюю комнату.

Его «бывший друг» сразу воспрянул духом. Обращаясь к окружавшим его солдатам, он быстро шептал:

— Братцы, опомнитесь! Понимаете ли вы, на кого подняли руку? Вас привел сюда беглый преступник. Император жив и по возвращении расправится с изменниками. Я, министр полиции, приказываю вам: арестуйте этого злодея!..

Пока он шептал, человек, стоявший в тени, вышел на свет.

Это был Гидаль.

Не в силах совладать с собой, он выхватил саблю и приставил острие к груди Савари.

— Ах ты мразь… — только и сказал он.

— Пощадите! Неужели вы способны убить безоружного?..

Лагори, услышав крики, вернулся в спальню.

— Оставь его, Гидаль. Пусть разбирается правосудие.

Лакей принес платье Савари и помог ему одеться. На глазах у публики, собравшейся возле особняка министра, его втолкнули в экипаж, окруженный дюжиной солдат. Но на пути в Ла Форс он не выдержал и сделал еще один необдуманный поступок. В тот момент, когда на перекрестке улиц карета остановилась, он с ловкостью ужа проскользнул между конвоирами, открыл дверцу и выпрыгнул на мостовую. Видимо, он думал раствориться в толпе и убежать. Но это ему не удалось. Его тут же схватили.

— Кто это? — спрашивали любопытные.

— Министр полиции! — ответил один из конвойных.

И тут со всех сторон раздались крики:

— Бей его!

— В воду его, мерзавца! Утопить в Сене!

Не будь сильного конвоя, вряд ли удалось бы Анну Савари, герцогу Ровиго, спастись от слишком горячего проявления народной любви.

Всю оставшуюся дорогу он молчал, притаившись, спрятавшись за спинами конвоиров.

В Ла Форс его принял неизменный господин Бо.

— Да, это я, мой друг, — со слезою в голосе проговорил Савари. — Не удивляйтесь: судьба изменчива.

Бравый комендант уже ничему не удивлялся.

— Прошу вас, — добавил Савари, — поместите меня в самую секретную из ваших камер, а ключ от нее выбросьте в колодезь, чтобы эти людоеды до меня не добрались.

Благоразумный Бо сделал вид, что не расслышал этих слов.

6

Механизм, приведенный в движение, работал сам по себе, казалось бы даже не нуждаясь в механиках.

Вестовые, посланные утром из казарм десятой когорты, прекрасно справились с заданием. Прибыв на улицы Миниме и Куртиль, где находились казармы первого и второго батальонов парижской гвардии, они передали начальству документы, приправленные устными рассказами о действиях «генерала Ламота». В обеих казармах командиры подняли людей, совершенно не интересуясь достоверностью полученной информации. Если у кого и возникали сомнения, они оставались недолго.

Полковник Рабб, командующий первым батальоном, был поражен известием о смерти императора. Не меньше удивлялся и его адъютант Лимозен.

— А это точные сведения, мой полковник? — спросил он.

Рабб пожал плечами.

— Что же нам делать?

— Повиноваться, — ответил полковник и пошел строить людей.

Роты поднимались и шли в указанных направлениях: одни — занимать казначейство и государственный банк, другие — охранять министерства, третьи — закрывать заставы.

К восьми часам весь Париж был взбудоражен.

На улицах собирались толпы зевак, оживленно обсуждавших события.

— Что это? Никак, маневры?

— Какие там маневры! Разве ты не знаешь, что корсиканец сдох?

— Туда и дорога. А нами кто будет управлять? Неужели маленький ублюдок?

— Сам ты ублюдок! Римского короля убрали. У нас будет республика.

— Как в девяносто третьем?

— Точно.

— Вот это здорово!..

Великая империя с ее внешним блеском, победами, чинами и званиями провалилась в небытие.

Люди жили надеждами и уже верили: «Как в девяносто третьем».

7

Честный Сулье, получивший от нового начальства чин полковника, старался вовсю. Превозмогая болезнь, он поднялся с постели и во главе оставленной ему шестой роты отправился на Гревскую площадь.

Прибыв в ратушу, он потребовал графа Фрошо, префекта округа Сены. Фрошо не оказалось на месте — он имел обыкновение ночевать в своей загородной вилле. За ним тотчас послали.

Граф Фрошо был старым служакой. Некогда отмеченный великим Мирабо, он пользовался полным доверием Наполеона; именно этому доверию он был обязан своим положением, титулом и богатством. Однако известие о смерти императора не слишком взволновало Фрошо, поскольку одновременно с этим ему доложили, что он является членом нового правительства. Префект прекрасно знал, что по имперской конституции в случае смерти Наполеона все его учреждения оставались в силе, и ему должен был наследовать сын, король римский. Но Фрошо сразу понял, что сейчас лучше всего забыть и о конституции, и о римском короле. Вдохновленный полковником Сулье, граф Фрошо, согласно полученной инструкции, стал деятельно готовить большой зал ратуши к приему нового правительства, и его больше всего волновало, что не хватает столов и стульев, которые он и приказал немедленно доставить из запасников ратуши…

8

Но если нижние и средние звенья механизма работали безотказно, то о верхних сказать этого было нельзя. Штаб Мале — к сожалению, сам он узнал об этом слишком поздно — оказался небезупречным.

Генералы Лагори и Гидаль вполне успешно справились с первой частью своей миссии.

Но потом дело застопорилось.

Вся история с арестом Ровиго, вплоть до его попытки к бегству, сильно взвинтила горячего Гидаля. Он с удовольствием убил бы министра полиции, но Лагори не позволил ему этого сделать. И вот теперь, не находя выхода своему раздражению и одновременно почувствовав усталость от пережитого, он решил немного передохнуть.

Вместо того чтобы завершить доверенную ему операцию и обезвредить главных сановников империи — Камбасереса, Кларка и Реаля, он, считая, что в основном дело сделано, оставил солдат на попечение офицеров, а сам пошел подкрепляться: пропустить стаканчик-другой.